В августе 1992 года пригласили меня в члены жюри выставки карикатуры в Англе ( Франция), городке на северной границе с Испанией, больше известном в русской культуре как фешенебельный курорт Биарриц.

Я с некоторой дрожью и внутреннем ликованием собирался туда – года два назад объявилась в моей московской жизни легендарная в семье бабка. Ну, не очень и бабка, а всего лишь одна из сестер моего дедушки – вы догадались – тоже Златковская, но только немного другая, как может быть другой женщина, воспитанная в эммиграции в сингапурах, прагах, парижах.

В ее воспоминаниях, (а как не верить родному человеку!,) был полный набор недостижимых романтических приключений – первая француженка с дипломом летчика-истребителя, первый чарльстон на крыле самолета, белый рояль от Геринга и танцы на нем в модном берлинском кабаре персонально для великого летчика Рейха – кстати, следующего командира эскадрильи после гибели "красного барона " Эриха фон Рихтофенна, самого удачливого и легендарного пилота первой мировой, знаменитого не только своим рекордом побед в воздушных дуэлях (73, что на 11 больше рекорда Покрышкина, но уже во вторую…), первым "Голубым Марсом" – высшим военным орденом Пруссии ( Геринг был не только "жирной фашистской свиньей", но и блистательным летчиком первой мировой с тем же орденом).

Фон Рихтофенн вместе со своим заместителем по эскадрилье Герингом создавали теорию современной методики воздушного боя, а еще "красный барон" (не потому "красный", что участвовал в революционном движении, как нам пытались объяснить журналисты "Комсомолки", а просто летавший на триплане, выкрашенным в красный цвет) родился и вырос в городке Бреслау, где я провел свое детство после войны… и, как оказалось при встрече с бабкой, немецкий асс был героем детства русской девчушки – пацанки и оторвы с непомерным честолюбием и страстью к приключениям.

И, еще, кстати – именно огромной иллюстрированной книжкой о фон Рихтофенне я засматривался в том моем детстве в бывших старинных немецких городках юго-запада новой Польши… И именно ему посвящен мой рисунок с падающим на землю летчиком – белый шарф, последняя сигара от зажигалки ангела-хранителя, который так и не сумел спасти ведомого…

Я приехал в Париж за несколько дней до официального отправления делегации, созвонился с художниками и выяснил, что на всех есть билеты и в ближайшую субботу мы все летим самолетом из Орли в Биариц.

Часов в 10 была теплая встреча с французами в аэропорту – я их всех уже не раз встречал раньше на различных выставках.

Через пять-десять минут, после подобающих встрече порций виски в баре , вся группа вытащила билеты и спокойно прошла в зал ожидания и только тут выяснилось,что на мою долю билета нет. Улыбки исчезли с лиц и, быстро попрощавшись, художники боком-боком поспешили на посадку.

Положение мое спасла Жаклин, с которой я провел несколько дней в Париже – она с мобильника позвонила организаторам в Англе и выяснила, что никто из парижан не сказал оргкомитету о моем прибытии, что следующий самолет будет только вечером и, уж, точно на этот рейс для меня будет билет. Ждать целый день в аэропорту не входило в мои планы и я купил за свои немногие кровные билет в первый класс – других уже не было.

Представьте себе немую сцену и выражение лиц французских карикатуристов после приземления рейса, когда я поджидал всю группу около траппа общего салона – меня из первого класса выпустили первым.

Нас встречал в аэропоту Jacques FAIZANT – Президент фестиваля карикатуры, встречал он не только меня но и всех ведущих карикатуристов Франции, во всяком случае они себя таковыми считали и считают – CARABAL, BOUTANT, GUS, ITURRIA, PINTER, TIGNOUS.

На следующий вечер было торжественное открытие выставки и банкет в зале приемов мерии. Жак Фейзан, бессменный председатель жюри выстаки и местная достопримечательность, вел вечер заправским шоуменом – он встречал и представлял гостей, сыпал шутками, поддрыгивал ножкой и все делал чтоб нравиться себе и молодым девушкам.

Естественно, это были немногие мнгновения славы и популярности для провинциального художника, в гостях у которого на несколько дней были парижские знаменитости. Вот и министр культуры Франции приехал и еще кто-то из правительства – надо было стараться.

Мне предоставили персонального переводчика, который с французского довольно бойко доносил содержание всех речей и тостов. Я не всегда понимал соль шуток – по многим причинам – из-за незнания местных условий, из-за перевода , но, право, мне казалось, что большей частью это был просто треп, веселый и необязательный.

При полном стечении народа стали представлять членов жюри и победителей. Мы вышли в центр зала, под аплодисменты и туш ударника оркестра раскланивались и каждый признавался в большой чести быть здесь в Биаррице. Мне пришлось и второй раз выйти – Жак Фейзан вручал мне Гран При прошлого года. Он долго говорил обычные слова по такому поводу, мой переводчик исправно переводил мне на ухо и вдруг, после очередной тирады Фейзана, зал грохнул взрывом смеха, все отвлеклись от своих закусок и показывали на меня пальцем. Переводчик отвел глаза в сторону и отказался переводить. – "Это так, ерунда, не стоит внимания", – ответствовал он.

Я жестко объяснил, что он потеряет работу и мне нужно дословно.

Смущаясь, он повторил шутку Фейзана, от которой зал продолжал стонать от хохота. Вот она – "Для Фейзана огромная честь вручить Гран При русскому Златковскому, диплом, медаль и денежный чек. Он, Жак Фейзан, с большим благоговением относится к русской культуре, хорошо ее знает и хотел бы по русской традиции поцеловать троекратно в губы русского, но из-за известной ему эпидемии СПИДа в России не будет этого делать чтобы не быть разносчиком заразы во Франции."

В ответственном слове благодарности я сказал, что для меня большая честь…и т.д. и т. п., но особую признательность я хочу выразить Жаку Фейзану за непоцелуй, так как в сегодняшнем номере NEWSWEEK я прочитал большую статью о статистике заболеваемостей СПИДом в Европе и могу по памяти привести несколько цифр – Англия-…, Испания-…, Франция -180 000 умерло и 1 500 000 заражены, СССР – 700 болеют и 43 погибло. Поэтому поцелуй Файзана примерно в 11 000 раз опаснее для России, чем мой для здоровья Франции. ( Статью в журнале я читал утром в автобусе, когда нас возили далеко в горы смотреть средневековые замки Наварры и обедать в рыбном ресторане, и делать восхождение на вершины, с которых была в дымке видна (?) Памплона – столица испанских басков, и вся французская компания везде пела их песни, а мне нечего было делать.)

Мой переводчик категорически отказался перевести этот текст, поэтому мне пришлось текст повторить для всего зала по-английски. Зал в ответ поначалу молчал, так как французы не знают и не хотят знать никаких языков, кроме своего. Потом то тут, то там стали вспыхивать очаги веселья – несколько добровольных переводчиков все -таки нашлось в зале на двести приглашенных и уже вся публика требовала дословного перевода.

Пришлось моему переводчику приняться за работу и когда он закончил, стало ясно, что я стал не только знаменитостью, но и личным врагом Фейзана – публика валялась под столами.

В течении оставшейся части званного вечера я был центром внимания и получал поздравления. Правда, никто не упомянул в этих поздравлениях о моем Гран При и членстве в Академии юмора – все язвили по поводу Фейзана. Министр культуры заметил, что он уверен, что мне больше никогда не бывать в Англе-Биаррице, что он перескажет мой ответ в Париже, что теперь он понимает, почему Россия – великая страна.

Следующие пять дней в Биаррице я купался, загорал, пил в барах, ходил на прогулки в полном одиночестве, злой и гордый.

Спасал одиночество только недельный праздник басков, которые сразу же нацепили на всех красные пионерские галстуки и кушаки и насильно поили до отвала вином на ночных улицах…да молоденький лейтенант, командир пограничного тральщика, на экскурсию которого нас повели в первое утро, а я и скажу ему, что мой братан – капитан первого ранга, морской пограничник на Тихом, а отец – всю войну рвал мины на фронте, а сейчас – главным по минам в СССР. Лейтенант, каждый день бороздивший Бискайский залив в поисках мин второй мировой войны и рисковавший жизнью, встретив меня ночью на карнавале, заорал: – "О! Русский пограничник и минер!", и уже не отпускал из своей компании, где я перецеловался со всеми напившимися девчонками…

Под каждое утро этой пьяной недели… такого количества блюющих в одно и тоже время я никогда не видел…

И все-таки я понял, почему так была счастлива моя почти что бабушка в Биаррице с Экзюпери и Монтаном…

Когда она меня встретила в Париже и спросила: -" Ну, как? Биарриц?" Я ответил – "Прекрасно! "

Мы долго ехали с ней в электричке в пригород Парижа, на кладбище Сен-Женевьен-де Буа, ждали автобуса и она всю дорогу говорила, как она благодарна мне, что я ее заставил сюда поехать. Потом мы мыли надгробный камень капитана Марковского полка Николая Михайловича Златковского и бабушка плакала… Она здесь не была вот уже десять лет из-за дуры жены Коленьки, который так многого мог достичь в той жизни…

Потом при встечах с французами мне постоянно задавали вопрос:- " А сейчас во сколько раз смертельнее поцелуй Фейзана?"