Кубеков Ибрагим

Алма-Ата, Казахстан

Карикатурист, издатель, шаржист

Ко дню своего 50-летия известный художник-карикатурист Ибрагим Кубеков издал сборник своих работ, увидевших свет в разные годы и в разных изданиях республиканского, всесоюзного и заграничного значения. Впервые. Еще он издает независимую районную газету. Опять-таки, впервые.

Рисовать Ибрагим начал еще тогда, когда не умел писать, да и толком и не разговаривал. Ему было года три, когда во время тихого часа в детском саду через окно увидел трактор – возникла острая необходимость запечатлеть сие чудо техники, а необходимых средств под рукой не было. Детский ум посоветовал воспользоваться карандашом вместо языка, а в качестве холста (бумаги) была использована белая гладь подушки. К сожалению самого “Борьки” (так его все называли в детстве) и всех почитателей его таланта, рисунок не сохранился, и тогда юный художник решил связать всю свою жизнь с карандашом (пером, красками) и бумагой. Связал. И, вроде бы, не жалеет…

Не было ни дня, чтобы Ибрагим что-нибудь не рисовал. Это были и впечатления от прогулок с друзьями (он жил в то время в районе Первого пивзавода в Алма-Ате), и собственное видение прочитанного в книгах и книжках, и дружественные портреты на близких. Потому никого не удивило, что Кубеков выбрал для дальнейшей учебы художественно-графический факультет КазПИ им.Абая (ныне АГУ). Его трудовая деятельность началась в школе учителем рисования, а потом незаметно перешла в различные издания – Ибрагим Кубеков трудился в редакциях газет, начиная от “Дружных ребят” и заканчивая гиллеровским “Караваном”, иллюстрировал различные произведения и журнальные материалы. Попутно участвовал (и становился призером) в разнообразных всесоюзных и международных конкурсах карикатуры.

В 1999 году, после того, когда “газета №1” сменила хозяина, он стал воплощать в жизнь давнишнюю мечту – выпуск первой и единственной в республике независимого районного издания. Ею стала газета “Иссык”, которая мгновенно обрела популярность среди местного населения (ее стали с любовью называть “наша иссычка”) и явилась неудобной для местной власти. Тогда его вызывали в райакимат и задавали вопросы, типа: “Зачем Вы газету здесь открываете? У нас ведь уже есть газета (акиматовская-авт.)!” Требовали переименовать ее, в соответствии с главенством государственного языка, в “Есiк”, направляли в редакцию различные контролирующие органы, но, в конце концов, смирились с ее существованием (этому в немалой степени способствовала смена руководства Енбекшиказахского района).

Приходилось пройти через несколько судебных заседаний по искам обиженных “героев” публикаций, а некоторые иски доходили до абсурда – например, в суд подала одна местная жительница, которая узнала себя в рубрике “Криминальная хроника”, где была упомянута “гражданка Ж”. К слову, отметим, что кое-какую прибыль “Иссык” стал приносить лишь после нескольких лет существования – до этого Ибрагиму Кубекову приходилось подрабатывать в других газетах (например, в “Стране и Мире”, не смотря на то, что был членом дораскольного “Ак жола”), чтобы изыскать дополнительные средства на выплату гонораров своим сотрудникам.

Ибрагим Кубеков атакует своих персонажей посредством газеты “Мегаполис”. Из-под его карандаша выходили шаржи практически на всех политиков и общественных деятелей Казахстана, доставалось и зарубежным деятелям. Нурсултан Назарбаев и Серикболсын Абдильдин, Усама Бен Ладен и Володя Путин, Рахат Алиев и Булат Абилов, Загипа Балиева и Саша Коэн, Джордж Буш (оба) и Карим Масимов… Впрочем, легче назвать политиков, которые не пострадали, по словам самого Ибрагима, от его карандаша и гелиевой ручки. А может быть и труднее – по крайней мере, никто на ум не приходит.

Не все его персонажи рады тому, в каком виде их изобразил шаржист Кубеков. Наверное, все карикатуристы знают, что некоторые личности, несмотря на узнаваемые и особенные черты лица, ложатся на бумагу с превеликим трудом, а другие, напротив, выходят легко и красиво. По уверенности самого художника, сделать шарж на определенного человека порой бывает намного труднее, чем нарисовать его портрет – необходимо найти некую внутреннюю сущность героя, обратить внимание на мелкие, на первый взгляд, особенности его внешности и так далее, а потом перенести их на бумагу, да еще и добавить антураж в тему статьи, для которой предназначен шарж.

Здесь не можем не упомянуть и сатирические карикатуры Ибрагима Кубекова. Не в обиду авторам материалов, к которым он создает свои рисунки, но иногда изображения несут больше смысла, чем текст. В принципе, в этом и есть одна из составляющих карикатуры. А вот много говорить (или писать) о карикатурах, шаржах и просто рисунках не имеет смысла – здесь лучше один (или не один) раз увидеть, чем прочитать или услышать.

http://www.zonakz.net/articles/20439

 

* * *

Как бы ни был заборист газетный материал, но согласитесь: если его сопровождает карикатура, то в первую очередь вы внимательно начнете вглядываться в нее, пытаясь вкупе с заголовком предугадать интригу событий, а уж потом приметесь вникать в текст. Иллюстрации Ибрагима Кубекова служат неким подобием специй к любому критическому “блюду”, они придают ему дополнительную остроту и шарм, как бы выводя события за грань обыденного, приподнимая заурядный факт до уровня серьезных обобщений.

– Порой бывает, что иллюстрация к материалу, не в обиду будь сказано авторам текстов, интереснее, чем сам материал, – говорит художник. – А рисовать я начал чуть ли не с пеленок. Рисовал все подряд: трактор, увиденный в окне, кошку, дворовую собаку, рожицы друзей. Причем, мне очень долго казалось, что рисовать умеют все, и лишь в пятом-шестом классе с удивлением сделал открытие, что зуд рисования одолевает меня много больше, чем всех окружающих. Причем, рисовать у меня получается лучше, чем у других.

Произрастал я в Алматы, в районе погрангородка. За школой нашей протекала Малая Алматинка, и мы на переменах или убегая с уроков сквозь яблоневые сады шли на речку и там купались в ледяной воде, загорали на огромных гладких валунах, и мне хотелось взять в руки кусок угля, кирпича, мела и разрисовывать эти валуны ветвями деревьев, облаками, плывущими над головой, фигурками людей, барашками волн, вскипающих от быстрого течения горной речки. Судьбой мне было послано счастливое алматинское детство, многокрасочное, многозвучное, оно несло в себе запах яблок и горных трав.

В нашем дворе жил дважды Герой Советского Союза Талгат Бигельдинов. Он в стареньком трико, обвисшем на коленях, шел в дальний угол двора, там опрокидывал ведро в мусорный ящик. А я по быстрому расставлял фигурки шахмат на доске, дядя Талгат задвигал пустое ведро под скамейку, пристраивался рядом со мной, и мы могли просиживать за шахматной доской часами, пока нас не турнут его или мои домашние. Я ему всегда проигрывал, но все равно я был в выигрыше, потому что потом двумя-тремя карандашными штрихами набрасывал на листе бумаги и шахматную доску, и россыпь фигур на ней, и щуплый абрис самого себя.

– То, что вы должны стать художником, уже тогда было очевидно?

– В общем-то – да, хотя в детсадовском возрасте я как и большинство мальчишек видел себя танкистом, космонавтом, моряком. Моя детсадовская мечта едва не осуществилась, но сделала странный зигзаг. Когда меня призвали в армию, я окончил скорострельные курсы артиллеристов и стал командиром гаубичного расчета. Вполне серьезное мужское дело. Ну, а после армии – художественно-графический факультет нашего пединститута. И хотя там готовили учителей, однако я себя видел художником-графиком, иллюстратором книг. Плакаты, портреты. Все это рисовалось мне в моих планах.

– Но в школе работать пришлось?

– Да, мне пришлось поработать три года учителем в 48-й школе, где я сам учился в начальных классах. Парадокс судьбы состоял в том, что моей коллегой стала моя классная руководительница, она в свое время пришла к нам в школу после училища совсем еще девочкой.

– Наверное, она гордилась тем, что один из ее учеников пошел по ее стопам?

– Не знаю, не знаю. Это были не самые лучшие годы моей жизни. То есть на три года я стал учителем рисования и черчения, чего мне меньше всего хотелось. С рисованием все более или менее ясно, а черчение я люто ненавидел. Поскольку я не готовился стать школьным учителем, то практическую педагогику я несколько запустил. Ко всему прочему я стал играть с учениками в демократию, и они очень быстро сели мне на шею. Пришлось всю эту систему ломать и вводить очень жесткую дисциплину. Я сделал все, чтобы у меня на уроках было слышно, как муха пролетает.

– А как же ваша мечта стать художником-графиком? И когда вы наконец-то соприкоснулись с газетной работой?

– Еще в студенческие годы я стал сотрудничать с республиканской газетой “Дружные ребята”. Не помню, кто меня привел туда, но меня увлекла новизна художнического мировидения. Это особый рисунок, который нужен именно детям, а не взрослым. Пришлось себя чуть-чуть откорректировать, потому что я всегда ориентировался на серьезного, взрослого читателя – на ту школу, которую я видел в “Известиях”, к примеру. Это гротескные рисунки Бориса Ефимова, Юрия Черепанова. А тут все надо было рисовать понятнее, проще и – как бы это сказать? – добрее, что ли. Думаю, мне это удалось, потому что я потом проработал в этой газете шесть лет.

– Пройдя жестокие уроки нелюбви к детям в школе? Парадокс!..

– Никакого парадокса нет. Детей я обожаю. Но стоять перед ними и в течение 45 минут вдалбливать им в голову ненавистное мне “чертение-черчение” – увольте, не хочу. Это огромная разница по сравнению с тем, что я делал в “Дружных ребятах”. Учить на уроках рисованию – о, как меня любили малыши! А про черчение я знал, что 99 процентам старшеклассников оно никак не пригодится. Так что для меня здесь все закономерно и логично. А шесть лет работы в “Дружных ребятах” были самым счастливым временем в моей жизни. Правда, до “Дружных”, уже уйдя из школы, я поехал за длинным рублем на Север. Я увлек за собой еще двух таких же одержимых живописцев, и мы целый год расписывали все магазины и клуб поселка Чульман в Южной Якутии. Кстати, в самый разгар сухого закона. Вообще, у меня всегда была тяга к монументальным вещам, к грандиозным панно, к декоративным работам по дереву и бетону. А техника граффито!.. Словом, поселок Чульман таил для нас невероятные художнические новации, которые мы вдохновенно осуществляли в течение года, утоляя жажду погони за длинным рублем.

– А когда вернулись, то… Что?

– А когда вернулся, купил телевизор на “длинный рубль”, расплатился с долгами и стал преподавать в альма-матер свою любимую художественную графику заочникам. Тут-то меня и настигло предложение работать в газете. И это уже новая эпоха в моей жизни.

– А после “Дружных” какая газета стала вашим пристанищем?

– “Караван”.

– Как вас туда занесло?

– Меня пригласил ответсекретарь “Каравана”, первой независимой газеты в нашем Отечестве. Его, в свою очередь, пригласил создатель “Каравана” Боря Гиллер. Тут надо было окунуться в новое дело с головой, иначе невозможно. Многие не верили, боялись идти сюда, привыкли работать в государственных структурах, а тут неизвестно, что завтра будет. Гиллер говорил с каждым индивидуально, у него получалось убедить человека. Очень сильно убеждало то, что зарплаты намечались в полтора-два раза выше, чем на прежних работах.

– Это какой год был?

– 1991-й. События происходили еще при советской власти, но уже на ее излете. А у Бори Гиллера было фантастическое чутье, он попал в точку. Газета стала в то время самой популярной и держала эту марку на протяжении шести-семи лет. Потом, это известная история, Борю вынудили газету продать. Сменился коллектив, изменилась направленность газеты, и очевидно, что это уже не та газета, что была раньше.

– Вы пришли в “Караван” из детской газеты. Что здесь произошло в вашем профессиональном сознании?

– Это был очередной шаг вперед. На взрослую аудиторию перестроиться было легче. К тому же, еще работая в газете детской, я рисовал как самостоятельный жанр карикатуры на различные острые темы, посылал их на конкурсы. У нас, карикатуристов, был клуб “Черным по белому”, которым руководил Вадим Борейко. Мне приходилось делать коллажи, сочетая фотографию и рисунок. Сейчас появилась компьютерная графика, а тогда все это делалось вручную.

– Что было потом?

– В течение года была газета “Ковчег”. Редактор все тот же, что возглавлял “Караван”, – Григорий Брейгин. Теперь, в “Ковчеге”, он говорил нам: мы отличаемся от других газет тем, что мы добрые. Увы, эта газета была никакой, потому что была беззубой. У нее и тираж был небольшой, и срок жизни недолгий. Здесь я чувствовал себя не в своей тарелке.

– А почему пришлось уйти из “Каравана”?

– Из “Каравана” тогда ушли все. Большая часть перебазировалась в газету “Время” к Игорю Мельцеру, который эту газету и создал.

– И после “Ковчега”?

– Я открыл свою газету в Иссыке и назвал ее “Иссык”. А что я еще могу? Это общественно-политическая еженедельная независимая районная газета. 16 полос формата “Каравана”. Случилось это в 1999 году.

– Извините, где деньги взялись? И деньги немалые?

– Ну, не такие уж и большие. Если бы я открыл республиканскую газету, денег понадобилось бы много больше. Тираж небольшой, 3 тысячи экземпляров. Газета адресована конкретно иссыкчанам. В те годы в Иссыке было 30 тысяч жителей, то есть моя газета была практически в каждой семье.

– Вы чувствовали под ногами твердую почву?

– Нет. Долго нет. Были такие моменты, когда просыпался утрами и говорил: “Господи, да что же это я на себя взвалил? Зачем мне это надо?”. Потом, правда, втянулся, хотя три года я не имел от нее ни копейки.

– Но вы параллельно где-то работали?

– Конечно. Я был частным предпринимателем. Я создал сеть распространения газет в Алматы и в районе. У меня было несколько киосков. Газеты шли оптом и в розницу.

– И это давало возможность сводить концы с концами?

– Да. Хотя до нас уже существовала официальная районная газета “Енбекши Казах” (раньше она называлась “Пламя труда”), которая на бюджете у акимата, получает дотацию, выигрывает тендеры, и дай ей Бог здоровья. Я ни от акимата, ни от нашего министерства печати не получил за все время ни копейки. Но люди со своими проблемами потянулись к нам.

– Думаю, едва ли райакимат был от этого в восторге.

– Вообще-то к акимату мы никакой враждебности не испытывали, но меня по совковой привычке вызвали на ковер, чтобы прихлопнуть, запретить. Там плечом к плечу сидели дяди, один солиднее другого. Кто они, не знаю, я никогда не кланялся властям. И дама, поднаторевшая в баталиях местного значения, с порога начала кричать на меня: “Кто вы такой? Как вы посмели, не постучавшись, не спросив разрешения, войти в чужой дом?…” Ну и так далее, все в том же духе. Они наслали на меня уйму проверяющих организаций все с той же целью – прихлопнуть, запретить. И прихлопнули бы, запретили, но я предусмотрительно зарегистрировал газету не в Иссыке, а в Алматы. Потом сменилось районное начальство, у него были свои проблемы, не до меня. Мы пережили за это время, по-моему, уже пятого акима. С газетой свыклись, нас не трогают. Приходит новый аким, и воспринимает нас как данность. Мы даем акиматовские бесплатные объявления, за что они нас как бы не тревожат. Газета стала неизменным атрибутом райцентра, как река Иссычка, да и газету в народе стали называть по-свойски – “наша Иссычка”. Это первая частная районная газета в нашей стране. Есть, правда, частная газета и в Талгаре, но она не поднимает острые темы.

– Выжили?

– Как видите. И в добром здравии находимся уже одиннадцатый год.

– А какова направленность вашей газеты? Для дома, для семьи? А значит, советы, как лечить насморк, как выводить мозоли, сеять огурцы, кройка и шитье? Или: купи- продай? Что?

– И это тоже. Все, что вы перечислили, присутствовало в газете. Но все это – на последней странице. Самое главное – жизнь города, происшествия, новости города, им отдавалось предпочтение. А большой урожай новостей, смею вас уверить, можно собрать в любой деревне. Наладил связи с полицией. Что, где произошло? Что где строится, ломается. По этому поводу мы могли уже задать вопрос кому-то из руководства. Я сам живу в этом городе, я всей кожей своей чувствую его проблемы. А если не чувствую чего-то, мне об этом подскажут читатели. Газета “Иссык” – мини-“Время” районного масштаба. Для меня тут важна моя гражданская позиция, я ведь не журналист-профессионал, писать тексты не моя прерогатива. Но у меня есть чутье, что и как должно быть в газете. Я не скажу, что я делаю все правильно, но делаю честно и без скидок к самому себе. В конце концов, я всю жизнь проработал рядом с опытнейшими журналистами, настоящими асами газетного дела и кое-чему очень нужному, важному научился у них. Да и продолжаю работать. Какое-то время сотрудничал с еженедельником “Страна и мир”, вот уже шесть лет работаю в “Мегаполисе”.

– И газету устраивает ваша продукция?

– Смею надеяться, потому что меня пока еще не уволили с работы. А вообще газетная работа – это вся моя жизнь. Я чувствую: я нужен, мое умение, мастерство востребованы. Самое страшное в жизни – когда ты никому не нужен. У меня был такой период, когда, я остался без работы. Это когда “Караван” распался. Пару лет мне пришлось быть вне журналистики, я, что называется, выпал из обоймы. Мой сосед дядя Володя всегда ходил в валенках и в фуфайке. И всегда приглашал к себе: “Пойдем, Ибрагимушка, откушаем моего вина”. Долгими зимними вечерами я сидел в его каморке у буржуйки и попивал его винцо. Было тепло и умиротворенно. Он ругал американцев проклятых, которые все развалили у нас. Я слушал его и не спорил. Потом через какое-то время поймал себя на том, что я стал ходить в валенках и фуфайке. Оставалось только проклинать дядю Сэма за то, что он развалил у нас все. Вот тут мне стало страшно, что я никому не нужен. А ведь было время, когда ко мне приезжали друзья, у них продолжалась своя работа, своя жизнь. При встрече они мне были рады, но через минуту-другую извинялись и убегали по своим делам. А ты не у дел, жизнь идет мимо тебя. И ты возвращаешься к дяде Володе.

– Это – от самого человека зависит или?..

– Это сумма обстоятельств. И хотя сейчас у меня своя редакция, но я каждый раз трачу три часа на дорогу туда и обратно, чтобы приехать в “Мегаполис” и окунуться в привычные будни моих друзей, в суету жизни большой газеты.

Адольф АРЦИШЕВСКИЙ

http://www.camonitor.com/main.php?module=news&nid=71