Прежде, чем говорить о свободе вообще, мне кажется, необходимо обратиться к истории появления этого понятия

в те времена, когда никаких свобод вообще не существовало, в том понимании, каким мы представляем его себе сейчас, имея в виду свободу человека в цивилизованном обществе.

Говоря о свободе в карикатуре сразу же хочется вспомнить вот о чем: история не помнит практически ни одного случая, когда бы человек иронизирующий и смеющийся нал обществом, над сильными мира сего, сатирик ли он, поэт, баснописец, художник, актер или музыкант, будучи одновременно свободным от тех и от других, мог быть обласкан властью или поддержан обществом и защищен от насилия. Единичные случаи, если они и были, говорят лишь об их исключительности. Шуты, находящиеся на государевой службе быть свободными от власти не могли, так как paзвлекать и паясничать это их работа, поэтому смеялись, передразнивали и иронизировали только в тех пределах, в которых им было дозволено властителями. Но шут так и остался шутом, свободный же художник, работающий в данном случае в жанре карикатуры , объект насколько независимый, настолько и беззащитный,- и перед обществом, и перед властью.

Были случаи, когда интересы художника и общества совпадали, например, Дюрер, Гольбейн, Калло, Домье, рисовали карикатуры, которые высмеивали порядки, власть, духовенство. Здесь единая цель художника и общества совпадали и результаты были поразительными.

В довольно мрачный период Реформации, задолго до появления Мартина Лютера в обществе росло недовольство высшими духовными особами, которые своей распущенностью вызывали недовольство всех классов. Сатира того времени на протяжении полуторовековой борьбы вела неравную борьбу с ними, она отличалась беспримерным свободомыслием, страстностью тона, резкостью и нетерпимостью. Позже, борись с папством, Мартин Лютер произнес: «Нападайте на антихристово племя не только словами, но и рисунками!» Впервые в истории карикатуре предстояло стать общественным оружием, защищающим права и свободы человека. Известный немецкий художник Лукас Кранах создал замечательную серию из десяти работ под названием «Страсти Христа и антихриста». Через двадцать четыре года он создал новую серию «Папство», лучшую серию в этом жанре искусства. Карикатура в первый раз была применена как средство борьбы с врагом и исполнила свою роль, превосходно доказав каким острым и опасным оружием она может быть.

Во времена Тридцатилетней религиозной войны между католиками и протестантами карикатура приняла такие ожесточенные и громадные размеры, что многие типографии занялись исключительно печатанием карикатур, причем в одно и тоже время работали как для протестантов, так и для сторонников Лиги. В это время работал Калло, один из лучших историков и иллюстраторов того времени. После Тридцатилетней войны, исчерпав духовные и материальные силы народа, была заброшена наука и культура, вслед за ней погибла и карикатура. Освободившись от духовной опеки папы и его клерикалов, короли, решив обезопасить себя и свой авторитет, карикатуру запретили, правда, сделали маленькое послабление, предоставив ей выпускать сатирические листки на политические действия и правителей … исключительно враждебных стране государств. В своих странах она не имела права высмеивать жизнь правящих особ и тяжелую жизнь народа, дабы не привести общество к смуте и революционным действиям.

В дальнейшем карикатура имела как невероятные взлеты, так и сокрушительные падения. Например, во времена Французской революции, после падения Бастилии, события следовали с такой быстротой, что карикатуры просто не успевали следовать за ними. Но после переворота и прихода к власти Наполеона карикатура вновь попала пол запрет.

Но карикатура не умерла. Менялась политическая ситуация, шли годы, а она все прочнее завоевывала свои позиции в искусстве и обществе. Что самое интересное, как только в той или иной стране создавалась предреволюционная обстановка на сцену выходила карикатура. Стоит вспомнить в связи с этим перестройку а СССР и последующие за ней революционные ситуации в России. Тогда карикатуристы работали практически на износ, не было ни одной газеты, где бы острое перо художника не было востребовано. Самое интересное, что большинство газет, рупоров, как революционеров, так и оппозиционеров и, даже умеренных , считали непременным условием печатать на своих страницах картинки, как широко известных художников, так и только что пришедших в карикатурный цех новых авторов, очерчивая рисунком ситуацию, происходящую в это время в политической жизни и жизни общества. Следует признать, что в ник политического противостояния появилось достаточно много новых фамилий, которые и по сей день работают в ведущих газетах России.

В отличие от Франции, Германии и ряда других европейских стран, в Англии, благодаря бесшумной социальной революции и учреждению в государстве Конституции, карикатура была более свободна и не имела каких- то политических ограничений. Всякое мнение могло быть свободно высказано, разрешалась всякая критика, а вместе с ней И сатира-Гласность приобрела безграничные права на карикатуру и пользовалась этими правами с беспримерной в истории свободой. В продолжение многого времени карикатура была одним из первых могуществ в общественной жизни, так как каждый гражданин живо интересовался политическими событиями, н действия министров и других государственных людей подлежали общественному контролю. Этот шаг был самым разумным шагом со стороны власти – предоставить право свободы голоса художнику, вместо бесплодной попытки борьбы с ним.

Не зря, в рекламном объявлении, перед появлением английского журнала «Панч» говорилось: « Это новая работа, полная юмора, выдумки, украшенная гравюрами и карикатурами при этом без непристойности, одержимости, богохульства, бестактности или злости».

Наступило время признания карикатуры как самостоятельного жанра и попытка цивилизованно сосуществовать вместе. Но говорить о полной свободе карикатуриста, мне кажется преждевременно. Вышесказанное являлось попыткой проанализировать, как карикатура боролась за право признания ее как жанра н свободы выражения художником своей мысли.

Не секрет, что в то время, как карикатура на Западе вступает почти в шестое столетие, русская карикатура, можно сказать, достаточно молода. Резать печатные доски впервые стали в Киеве, в Киево-Печерской лавре между 1619 и 1624 годами. В основном это были православные сюжеты, в которых использовались в качестве оригиналов Библия Пискатора, Виттенбергская библия 1541 года, гравюры Дюрера и Альдегревера. Создавая иллюстрации для церковных книг, граверы старались не нарушать православные иконописные каноны, и сочетание русской иконы с примитивной копией западноевропейской ксилографии породило новый, совершенно необычный лубочный стиль. Я не случайно вспомнил о лубке.

Не являясь карикатурой в том виде, каковой мы ее знаем, лубок, возможно, стал первым печатным русским сатирическим рисунком. Потребность в лубках, в народных картинках была немалая. Сам патриарх Иоаким в то время, вынужден был признать, что «… те печатные листы образов святых покупают и украшают теми храмины, избы, клети и сени..»

Но со временем иконопись и лубок отошли друг от друга, лубочная картинка грубоватая и направленная главным образом на простой народ стала принимать черты смешной картинки. Позже она даже стала сатирической, достаточно вспомнить серии лубков на Петра 1, где он был изображен, то в виде крокодила, то в виде кота. Баба-яга, из этой же серии была вполне понятным намеком на вторую жену Петра Екатерину, она была нарисована в национальном эстонском костюме. Зародившись в Киеве, русский лубок поначалу был оружием в борьбе за национальную независимость. Перекочевав в Москву, народная картинка обрела иные цели и задачи, лубочные листы распались на две группы: познавательно-развлекательные и исторические. Первые покупались народом для, скажем так, бытовых нужд, вторые стали оружием политической борьбы (достаточно вспомнить антипетровские лубки). И именно тогда начались первые признаки подавления свободы самовыражения. В 1723 году Петр1 предписал установить особый контроль за картинками с изображением и текстами, высмеивающими лица царствующего дома. Это распоряжение было подтверждено еще раз указом 1724 года.

А, начиная с царствования Екатерины II, все лубочные картинки подлежали просмотру в Управе благочиния. Позже все эти меры носили только запретительный характер. Лубок, еще не успев стать карикатурой, уже подвергся строгой цензуре. А жестокая цензура, установленная при Николае I окончательно убивает сочность, остроту, социальную направленность сатирического лубка, яркость народного характера.

Период расцвета русской карикатуры, уже действительно карикатуры, а не лубка, приходится на эпоху Александровских реформ, глубоко всколыхнувших и перевернувших Россию. Шестедисятые годы многие называют временем русского «возрождения». Уже не лубок, а настоящая карикатура выходила в народ, завоевывая свои позиции среди читателей, становясь постоянным спутником газет и других печатных изданий. В дальнейшем появляется все больше юмористических изданий, где карикатуре отведена одна из основных ролей: «Ералаш», «Будильник»,«Карикатурный листок» и другие, в которых работали известные художники. Эти издания затрагивали все стороны жизни общества, включая действия правительства и частной жизни докторов, чиновников и других персонажей того времени.

В предреволюционное и послереволюционное время, карикатура находится на своем высочайшем пике. В это время низвергаются идолы и создаются очередные кумиры. Вождь пролетариата Ленин, которого сделают впоследствии «русским Тутанхамоном» совершенно запросто выставляется в газетах и журналах того времени неким чудовищем, монстром, пожирающим людей, его образом пугают и смеются над ним.

анекдот: Вчера рухнула крыша над Мавзолеем. Под обломками обнаружен труп неизвестного мужчины. Личность устанавливается.

Цензура в этот период отсутствовала, что впрочем, понятно, время смуты и анархии допускало все. Дальнейшее становление и укрепление мощи нового советского государства уже не позволяло шутить над самим собой. Все чувствительнее оно реагировало на малейшее свободомыслие, на сатиру, на критические высказывания в свой адрес. Даже в те времена, когда Ленин еще руководил страной, начиналось незаметное для простого обывателя удушение свобод: свободы слова, свободы выбора, свободы вероисповедания, свободы личности. Многие издания в первые же послереволюционные дни были арестованы, тиражи уничтожены, редакторы были либо посажены в тюрьмы, либо расстреляны. Диктатура пролетариата набирала силу. Во времена правления Сталина все свободы исчезли, осталась одна большая советская свобода – свобода насилии государства над личностью. Советский свободный человек имел лишь одну свободу выбора, либо погибнуть в лагерях, либо быть расстрелянным. Голос отдельной личности невозможно было услышать в шуме единообразного гула миллионов. Карикатура потеряла полностью свою изначальную сущность – быть острой и злободневной, сатирической, высмеивающей человеческие недостатки. Как и во времена Реформации н Тридцатилетней религиозной войны ей было позволено высмеивать недостатки исключительно враждебных Советскому Союзу государств. Тогда же появились карикатуры на Чемберлена, пузатого капиталиста, злобного кулака, белогвардейца, мечтающего вновь вернуть царский престол, где апофеозом стоял малограмотный крестьянин, словно невиданный исполин возвышающийся над всеми, и прокалывающий пузы всем и вся штыком мосинской трехлинейки. Такую карикатуру государство ценило и широко использовало как замечательную агитку.

Сталин смог сделать карикатуру покорной. Многие художники, рисовавшие практически одинаковых типажей, просто физически не могли сделать что-нибудь идущее вразрез е линией, определенной партией. Пройти через многоуровневый фильтр цензуры не смог бы ни один из них. Свободомыслие – страшный враг тирании, поэтому на его пути стоял мощный барьер, не позволяющий даже подумать о возможности его преодоления.

Дальнейшее прослеживалось очень предсказуемо. «Простор» свободомыслия карикатуриста предполагал высмеивание незначительных недостатков в стране вроде недостроенных коровников, непутевых инженеров, строящих мост не поперек, а вдоль реки, осуждение пороковдесяток мелких незначащих типажей, типа несунов, критиканов, бытовых хулиганов, стиляг, обезличенных бюрократов. Центральные издания обозначивали тему, карикатуристы центральных газет эту обозначенную тему прорисовывали и дальше ее перепечатывали, естественно без всяких изменений, во всех союзных и региональных газетах СССР. Такая практика была и дешева и сердита. На местах не надо ничего выдумывать, карикатуристы, как свободомыслящие индивидуумы на почве массовой советской культуры произрастать не будут, так как человек, заведомо зная. что будь он семи пядей во лбу, пробить этим лбом государственную машину не сможет, а стало быть, даже при всем желании навредить своими сатирами и обличениями государству не сможет. Если же и будет рисовать сатирические и юмористические картинки, то только в стол. Или же будет заниматься самиздатом, за которым, кстати, бдительные органы тоже следили и выявляли. Но на уровне десяти книжек особого вреда государству, границы которого от Москвы до самых до окраин, нанести не сможет. Да и эти десять книжек всегда были на виду у людей, которые следили за тем, чтобы их не было. Журнал «Крокодил» с его миллионными тиражами – вот единственное издание, где позволялось высочайшей цензурой смеяться. Рисунки в журнале были идейно правильными, выдержанными в духе партии и совершенно несмешные. В остальных четырнадцати советских социалистических республиках также были свои сатирические журналы, имеющие собственные названия, но направляемые той же самой партией. Все эти кастрированные издания были наполнены неинтересными, несмешными и маловыразительными картинками, подстриженными, словно передовики производства, под одну гребенку. Даже во времена «хрущевской оттепели» карикатуре не позволено было быть другой. Ее не принимали всерьез во все советские времена, называя рисование карикатуры самым несерьезным занятием, даже приемшик макулатуры, по их мнению, занимался более благородным делом. Но самое удивительное, что не принимая карикатуру всерьез, государство боялось этого жанра. Каким бы сильным оно не было каким бы мощным бюрократическим аппаратом не обладало оно, как бы ни сильна была его идеология и работники – смех был страшнее любой другой реальной угрозы. Человек, над которым смеются, может быть великаном, героем, силачом, но, не зная и не понимая, почему он вызывает смех и улыбку у других, приводит его либо в бешенство, либо к жесточайшей агрессии, либо он впадает в полнейшую депрессию. Свободный человек как раз страшен тем, что и мысли у него свободные, а значит, другие, инакие, что вызывает раздражение, негодование и испуг. Вот та причина, по которой Советское государство любыми способами пыталось бороться с карикатурой, -язвительной, ироничной, умной и едкой, свободной от любых догм и законов, высмеивающей все и вся силой.

Так было во все времена, пока компартия была у власти. Немудрено, что от позволенного системой юмора у читателя или зрителя понятие смешного было довольно примитивным, советский человек был неразвит в понимании природы смешного, часто он не видел скрытого смысла, иронии, фантазии художника и игры ума. Западный юмор и официальный юмор в СССР были также непохожи друг на друга, как человек и инопланетянин. Времена брежневского и послебрежневского периода также не были благодатными для художников, занимающихся юмором. Их умышленно не понимали, запрещали любые массовые показы зрителю, выставки строго центрировались, любое и произведение, вызывающее вопрос у партийных кураторов немедленно снималось с выставки.

До сих помнится случай, когда в Санкт- Петербурге, тогдашнем Ленинграде, выставка во Дворце молодежи была открыта ровно на тридцать минут. Некоторые работы карикатуристов вызвали недоумение и непонимание у партийных работников и тотчас же она была закрыта. Приехавшему на тот момент в Ленинград Херлуфу Бидструпу выставку все же пришлось показать, во-первых, необходимо было продемонстрировать, что к жанру карикатуры в СССР относятся лояльно, во-вторых, в Советском Союзе Бидструп был единственным из западных карикатуристов, чьи книги издавались миллионными тиражами, а в-третьих, Бидструп высмеивал буржуазное общество, а это очень нравилось партийной верхушке. Разглядывая работы советских художников, высоко оценив их, он был крайне удивлен, когда увидел, что в зале совсем не было посетителей. Долго и путано объясняли партийные бонзы, причину отсутствия посетителей, сославшись, в конце концов на то, что еще несколько работ должны привезти, иначе выставка не могла бы быть полноценной.

Государство того времени страшно не любило никаких перемен, все новое вызывало отрицание, неважно какой это был вид искусства – кино, театр или музыка. Любой художник или писатель, творящий не по канонам, установленным аппаратом, немедленно объявлялся диссидентом, инакомыслящим, космополитом и, практически, врагом народа. Огромное количество талантливых людей в то время вынуждено было оставить Родину. Среди них были и художники, Эрнст Неизвестный, Шемякин.

Так, известный нынче правозащитник Юлий Рыбаков был объявлен диссидентом, отсидел за свои идеи в лагерях и только в годы перестройки был выпущен на свободу. За карикатуры, вызвавшие недовольство советских властен, также был объявлен диссидентом и посажен Вячеслав Сысоев, позже эмигрировавший за границу. Таких примеров можно привести огромное количество. Свободы слова в бывшем СССР в то время не было и быть просто не могло.
Начавшаяся в 1985 году в СССР перестройка многих поманила надеждой, что в будущем к стране все будет меняться к лучшему. Что появятся наконец-таки те свободы, о которых так долго мечтали многие советские
люди, творческие личности, что можно говорить настоящим, не эзоповым
языком, не оглядываясь по сторонам, не боясь пострадать за свои идеи и быть выдворенным из страны. Первые годы перестройка стала набирать такие бешеные обороты, что долгое время не имеющие нрава выражать свои мысли люди были просто шокированы открывшимися свободами. Это время было настоящим творческим прорывом. Печатались запрещенные до этого произведения, с полок снимались запретные фильмы, художники выставляли работы, пылившиеся на чердаках и подвалах, в прессе совершенно свободно высказывались мнения, за которые раньше можно было легко получить срок. Но это было, увы, только начало. Чтобы по-настоящему бывшие советские люди почувствовали себя свободными, даже ста лет мало. Ограничения несвободы начались гам, где их никто не ожидал. Политические несвободы заменились несвободами экономическими.

Как ни прискорбно, но человек должен есть и пить, одеваться, иметь жилье, творческую мастерскую, инструменты для создания творческого продукта. И, если впрежние времена творческий человек зависел от того, какую оценку его произведению дадут партийные работники, то теперь ему стало необходимо иметь элементарные средства к выживанию. Те, кто говорит, что художник должен быть голодным и нищим, лукавят, голодный художник, не имеющий средств к существованию и угла, где можно заниматься творчеством будет думать о куске хлеба и крыше над головой.

И хотя выражать свое собственное мнение сегодня более безопасно, нежели двадцать лет назад, К сожалению, в государстве, где не все законы достаточно точно и определенно прописаны, вновь возникли трудности в понятии свободы личности. В хитросплетениях судебной казуистики, многие новые законы имеют большое количество прочтений, и бывает просто невозможно отстоять свои права, если они грубо нарушены.

Не секрет, что сегодня нет таких законов, которые защитили бы художников от произвола и посягательства на их работы частных либо государственных структур. Любое издательство может взять идею карикатуриста (а это самое главное в творчестве карикатуриста, найти идею) либо из Интернета, либо из какого – нибудь другого печатного издания, переработать ее на свой манер и выдать за свою. Доказать, что право идеи принадлежит конкретному художнику бесполезное занятие. Если закон еще с большим трудом сможет стать на сторону карикатуриста, у которого украдена именно его карикатура, где видна рука художника, его почерк, но под ней стоит подпись другого автора, есть шанс вернуть ему авторство, компенсировав моральный и материальный ущерб. В первом случае доказать авторство и право практически невозможно.

Несколько лет назад известная в Санкт-Петербурге сеть супермаркетов «Пятерочка» взяла за основу мою карикатуру, на которой был изображен отец, воспитывающий ремнем неуча, который в этот драматический момент играет с котенком. В дальнейшем даже слоган был придуман к ней: «Двоечки у Вовочки, а качество в «Пятерочке»! Эта карикатура стала своеобразным брэндом «Пятерочки». Она рекламировалась на телевидении, в прессе, красовалась на огромных билбордах, на растяжках, на флажках, которыми украшают внутри магазины – одним словом, была растиражирована везде, где это было возможно.
На мой естественный вопрос – "что же это такое?", прозвучал ответ, что это сделал наш художник. Показываю каталог, изданный в 1995 году в Толентино, Италия, где черным по белому напечатана эта карикатура и под ней подпись: Мельник Леонид – Россия. «Ну и что, чем докажете?» Я говорю вот, мол, рисунок и под ним подпись. Ну и что, у вас такой рисунок, а у нас эдакий. (Надо заметить, что рекламная картинка «Пятерочки» появилась лет через пять-шесть после того, как первоисточник был опубликован на биеналле) Но ведь это моя идея, восклицаю я! Возможно, но по ничего не значит и не доказывает. Нашу рекламную картинку сделал наш художник. Будете судиться, все равно ничего не добьетесь. И ведь действительно, где художнику тягаться с огромным коммерческим монстром! Каких денег это стоит!! И художник, сложив все недобрые слова на головы вороватых людей, уходит ни с чем. А сколько таких случаев можно привести по стране?! Да их огромное множество, просто мало кто знает об этом. Ведь для громкого судебного процесса нужны большие затраты, которых ни у какого карикатуриста просто нет.

Государству нет нужды до проблем одного человека, который к тому же малюет какие-то карикатуры, оно занимается глобальными проблемами, и этим равнодушием, поощряет интеллектуальное воровство. И, как и в советские времена, нынешний свободный человек опять- гаки бесправен. Я совершенно не знаком с юриспруденцией, с работой законодателей, но не покидает знакомое чувство, человек все также стоит один на один перед диллемой: либо и свободен, и закон поможет мне добиться справедливости, либо плюнуть на все и успокоиться, стену лбом не прошибешь.

Сегодня многие карикатуристы с грустью говорят об огромном количестве изданий, страницы которых усеяны третьесортными пошлыми картинками, карикатурами, в которым отсутствует профессионализм, идея, смысл. Как бороться с этим шквалом бездарности не знает никто.

Конечно, раньше существовала цензура, отбирая лучшее изгоняла низкопробный мусор, но, как мы все убедились, существовавшая цензура была не самый лучший вариант. Но сегодняшний хозяин газеты чаше всего коммерсант, мало понимающий, что такое карикатура вообще. Все ею помыслы и желания – коммерческая прибыль от издания и малые издержки на авторов. Понятно, за микроскопические деньги профессионал не пойдет работать. Результат – появление отряда халтурщиков ни имеющих к карикатуре никакого отношения и часто просто ворующих темы и технику у известных художников. За те небольшие деньги, что платят им издания они приносят килограммы карикатур самого низкого пошиба. Внутренний цензор у таких ремесленников отсутствует, также как и отсутствует понятие порядочности.

Несколько лет назад Алексей Евтушенко, известный плагиатор, вовсю использовал технику и идеи Вячеслава Шилова, почти перерисовывая его карикатуры один к одному. После моей статьи в газете «Вечерний Петербург», Шилов отксерокопировал статью и разослал ее по всем редакциям, где публиковался Евтушенко. Редакции, где редактора и ответственные секретари были профессиональными газетчиками, отреагировали моментально – перестали печатать карикатуры Евтушенко. В других до сих пор продолжают его публиковать. Вероятно, необходим закон, опять -таки закон, не позволяющий воровать и присваивать чужие идеи, выдавая за свои. К сожалению, у нас нет журналов, где были бы искусствоведы, занимающиеся карикатурой, которые в силу своих профессиональных возможностей смогли бы назвать всех плагиаторов по именам, и как в казино шулерам, так и в прессе плагиаторам, был бы поставлен заслон.

Известный в свое время американский журнал «Витти Ворд», издаваемый на частные средства очень много внимания уделял плагиату. В журнале было по несколько полос, на которых рядом с работами авторов красовались ворованные работы. Как говорится, без комментариев. Многие из уличенных, впоследствии воровством заниматься перестали, предпочитая не "светиться" перед коллегами по цеху в таком качестве. На Западе, вероятно, существует закон, предусматривающий какие-то запретительные меры для тех, кто занимается интеллектуальным воровством, у нас же его до сих пор как не было, так и нет.

Сегодня на бывшем постсоветском пространстве со свободой нрав человека не все обстоит так гладко, как хотелось бы. Не всегда пряный может доказать, что он прав, часто мы говорим одно, а подразумеваем другое, не хватает действенных и правильно обозначенных законов, частенько законы просто декларируются и вообще права человека это еще слишком непонятное понятие для бывших советских людей. В этой связи я вспомнил такой анекдот, человек спрашивает на рынке, бабка, а это красная смородина или черная? Черная, отвечает она. А почему белая? Потому что зеленая. Разобраться, что к чему пока довольно проблематично. Нужны десятилетия, чтобы люди научились пользоваться свободами, не нарушая прав друг друга, терпимо относясь к мнению оппонента и его внутренним убеждениям и мировоззрению. Каждый индивидуум должен отчетливо понимать, что право – это не его персональная дубина, которой можно размахивать во все стороны, а инструмент, позволяющий цивилизованно разрешать сложные вопросы и мирно сосуществовать. Кстати, показательным подтверждением тому, что понятие свобод сложно прививаются на нашей отечественной почве, является, например то, что в Санкт-Петербурге до сих пор не могут выбрать уполномоченного по правам человека. 31 марта этого года восьмой раз депутатами была отклонена кандидатура налог пост.

Я не могу сказать, что нынешний карикатурист в России, работающий в СМИ ограничен какими-то рамками и запретами, как это было раньше. В прессе публикуются карикатуры на первых лиц государства и, к счастью, президент страны обладает достаточным чувством юмора, чтобы воспринимать карикатуру адекватно, не пытаясь видеть в ней злопыхателя и очернителя действий главы государства. Но чиновники рангом ниже до сих пор считают карикатуру скрытым врагом, что, впрочем, не мешает им приглашать карикатуристов на предвыборные кампании, когда для устранения своих политических конкурентов сатире и юмору дают полный простор для самовыражения, забывая через неделю о них, как о бывших политических помощниках. Такая вот странная «любовь» к смешному.

Для меня самый яркий пример в отношениях чиновника и карикатуриста – мэр города Фрайзинга в Германии. Этот крупный чиновник показывал альбомы с вырезанными из газет карикатурами на него и его окружение. Моя популярность вот эти карикатуры, говорил он. Люди, живущие в этом городе и голосовавшие за меня на выборах видят, что мэр это такой же как они, человек. Не самодур, не ханжа, не зажравшийся бюрократ, которого после выборов электорат уже не интересует. Если бы моя реакция на, не всегда, скажем, справедливые замечания в прессе, была бы запретительной, многие из горожан подумали бы, что мэр боится критики. А человек, запрещающий критику в свой адрес, не может быть политическим деятелем, так как не прислушивается к голосу народа, болезненно реагирует на другие мнение, стали быть, будет недостаточно хорошо выполнять обязанности, делегированные ему обществом.

Вероятно тогда, когда в нашей стране на всех уровнях перестанут относится к карикатуре, юмору, сатире как к врагу, смогут самокритично относится к своим недостаткам, наступит и время свободы слова, свободы выражения и уважения друг к другу. Цивилизованные общества долго шли к этому, такой же нелегкий и долгий путь предстоит проделать и нам, чтобы в дальнейшем понятие свобода слова не вызывала удивления и непонимания, что это такое и с чем его едят.

И, напоследок, хочу выразить огромную благодарность благотворительной организации «Митець» и ее президенту Владимиру Казаневскому за возможность принять участие в симпозиуме с такой актуальной и необходимой на сегодняшней день темой

г. Санкт-Петербург
2004 г.